Вопрос: Писатель Бунин, 4 буквы, на И начинается, на Н заканчивается. Слово из 4 буквы: Первая буква — И, вторая буква — в, третья буква — а, четвертая буква — н. Главный герой – Виталий Мещерский – только что поступил в университет. Приехав на каникулы домой, он уверен, что именно этим летом найдет настоящую любовь, н. Сборник рассказов 'Темные аллеи'. Перу Бунина принадлежит лишь четыре больших произведения: повести «Деревня», «Суходол» и «Митина любовь», а также роман «Жизнь Арсеньева» (после его выхода писателю была присуждена Нобелевская премия). н о ч ь Рассказ И. Бунина • Темное время суток • Время суток между вечером и утром • Стихотверение М. Лермонтова • "Пришел волк и народ умолк" • "пришел.
Иван Бунин: Рассказы
45. Рождественское стихотворение «Вечерний АНГЕЛ» у Ивана Бунина из 5 букв. Иван Алексеевич Бунин рассказ Подснежник полный рассказ. Бунин содержащий 4 буквы, который последний раз был замечен 26 января 2018.
Список рассказов Ивана Бунина - List of short stories by Ivan Bunin
Вопрос 1 из 20 В осетинских мифах покровитель жителей Стыр-Дигорского прихода баклажан тарлатан шарлатан Слова из слов Подбор слов по буквам Рифма к слову Значение слов Определения слов Сочетаемость Ассоциации Предложения со словом Синонимы Антонимы Морфологический разбор Слова, с заданным количеством определённой буквы Слова, содержащие букву Слова, начинаются на букву Слова, заканчиваются на букву Немецко-русский словарь Англо-русский словарь Ответы на кроссворды Играть в слова! Время загрузки данной страницы 0.
Нет, покажи сейчас! Сердце тихо говорило мне, что я совершаю в эту минуту великий грех — лишаю тебя счастья, радости… Но тут пришло в голову мудрое правило: вредно, не полагается баловать детей. И я твердо отрезал: — Завтра. Раз сказано — завтра, значит, так и надо сделать, — Ну, хорошо же, дядька! И стал поспешно одеваться. И как только оделся, как только пробормотал вслед за бабушкой: «Отче наш, иже еси на небеси…» — и проглотил чашку молока, — вихрем понесся в зал. А через минуту оттуда уже слышались грохот опрокидываемых стульев и удалые крики… И весь день нельзя было унять тебя. И обедал ты наспех, рассеянно, болтая ногами, и все смотрел на меня блестящими странными глазами.
Но радость, смешанная с нетерпением, волновала тебя все больше и больше. И вот, когда мы — бабушка, мама и я — сидели перед вечером за чаем, ты нашел еще один исход своему волнению. III Ты придумал отличную игру: подпрыгивать, бить изо всей силы ногами в пол и при этом так звонко вскрикивать, что у нас чуть не лопались барабанные перепонки. В ответ на это ты — трах ногами в пол! Но бабушки-то ты уж и совсем не боишься. Трах ногами в пол! Я пожал плечом и сделал вид, что больше не замечаю тебя. Но вот тут-то и начинается история. Я, говорю, сделал вид, что не замечаю тебя.
Но сказать ли правду? Я не только не забыл о тебе после твоего дерзкого крика, но весь похолодел от внезапной ненависти к тебе. И уже должен был употребить усилия, чтобы делать вид, что не замечаю тебя, и продолжать разыгрывать роль спокойного и рассудительного. Но и этим дело не кончилось. Ты крикнул снова. Крикнул, совершенно позабыв о нас и весь отдавшись тому, что происходило в твоей переполненной жизнью душе, — крикнул таким звонким криком беспричинной, божественной радости, что сам господь бог улыбнулся бы при этом крике. Я же в бешенстве вскочил со стула. Какой черт окатил меня в эту минуту целым ушатом злобы? У меня помутилось сознание.
И надо было видеть, как дрогнуло, как исказилось на мгновение твое лицо молнией ужаса! И уже без всякой радости, а только для того, чтобы показать, что ты не испугался, криво и жалко ударил в пол каблуками. А я — я кинулся к тебе, дернул тебя за руку, да так, что ты волчком перевернулся передо мною, крепко и с наслаждением шлепнул тебя и, вытолкнув из комнаты, захлопнул дверь. Вот тебе и цифры! IV От боли, от острого и внезапного оскорбления, так грубо ударившего тебя в сердце в один из самых радостных моментов твоего детства, ты, вылетевши за дверь, закатился таким страшным, таким пронзительным альтом, на какой не способен ни один певец в мире. И надолго, надолго замер… Затем набрал в легкие воздуху еще больше и поднял альт уже до невероятной высоты… Затем паузы между верхней и нижней нотами стали сокращаться, — вопли потекли без умолку. К воплям прибавились рыдания, к рыданиям — крики о помощи. Сознание твое стало проясняться, и ты начал играть, с мучительным наслаждением играть роль умирающего. Ой, мамочка, умираю!
Но ты не смолкал. Разговор, конечно, оборвался. Мне было уже стыдно, и я зажигал папиросу, не поднимая глаз на бабушку. А у бабушки вдруг задрожали губы, брови, и, отвернувшись к окну, она стала быстро, быстро колотить чайной ложкой по столу.
В 1901 году в издательстве символистов "Скорпион" вышел сборник стихотворений "Листопад". За этот сборник и за перевод поэмы американского поэта-романтика Генри Лонгфелло "Песнь о Гайавате" 1896 Российской академией наук Ивану Бунину была присуждена Пушкинская премия. В 1902 году в издательстве "Знание" вышел первый том сочинений писателя. В 1906 году Бунин познакомился с Верой Муромцевой, происходившей из дворянской профессорской московской семьи, ставшей его женой. Чета Буниных много путешествовала. В 1907 году молодые супруги отправились в путешествие по странам Востока — Сирии, Египту, Палестине. В 1910 году они посетили Европу, а затем в Египет и Цейлон. С осени 1912 года по весну 1913 года были в Турции и Румынии, с 1913 по 1914 год — на Капри в Италии. Осенью 1909 года Академия наук присудила Бунину вторую Пушкинскую премию и избрала его почетным академиком по разряду изящной словесности. В произведениях, написанных после первой русской революции 1905 года, главенствующей стала тема драматизма русской исторической судьбы. Повести "Деревня" 1910 и "Суходол" 1912 имели большой успех у читателей. В 1915-1916 годах вышли сборники рассказов писателя "Чаша жизни" и "Господин из Сан-Франциско". В прозе этих лет ширится представление писателя о трагизме жизни мира, об обреченности и братоубийственном характере современной цивилизации. К Февральской и Октябрьской революциям 1917 года Иван Бунин отнесся крайне враждебно и воспринимал их как катастрофу. Дневником событий жизни страны и размышлений писателя в это время стала книга публицистики "Окаянные дни" 1918.
Она — простая дворовая девка, а он — юный отпрыск из знатного рода. Молодой барин любил, но не женился на простолюдинке. Надежда всю жизнь оставалась одна, так и не сумев забыть своего возлюбленного и их романтичных свиданий. Обиды она ему не простила и, как выяснилось в дальнейшем разговоре, жизнь за разбитое сердце девушки Николая Алексеевича наказала сполна. Он так и не обрёл счастья: супруга от него ушла, а сын вырос негодяем.
Рассказ Бунина из сборника "Темные аллеи"
Мечтай, мечтай. Всё уже и тусклей Ты смотришь золотистыми глазами На вьюжный двор, на снег, прилипший к раме, На мётлы гулких, дымных тополей. Вздыхая, ты свернулась потеплей У ног моих — и думаешь Мы сами Томим себя — тоской иных полей, Иных пустынь за пермскими горами.
На зов барина Николая Алексеевича вышла хозяйка гостевой избы Надежда: немолодая уже, но ещё очень приятной внешности. В процессе непринуждённой беседы выяснилось, что барин и хозяйка давние знакомые. Перефразировать абзац Вернуть оригинал Больше 30-ти лет назад Николай Алексеевич и Надежда встречались, их связывали нежные чувства, но разделяло разное социальное положение в обществе. Она — простая дворовая девка, а он — юный отпрыск из знатного рода.
Молодой барин любил, но не женился на простолюдинке.
Однако Иоакима в Иерусалиме ждало одно лишь разочарование. Священнослужитель местной церкви отказал мужчине в молитве. Иоаким не хотел возвращаться с плохими новостями домой, к своей супруге Анне. Он ушел в пустыню, где жил в полном одиночестве.
Супруга узнала об этом и стала молить Господа о том, чтобы он подарил семейной паре малыша. В одно время с женой молился и Иоаким, который просил Бога сжалиться над ними. Ответ Господа не заставил себя ждать. К Анне и ее супругу пришел Ангел, который сообщил, что в скором времени супруги станут родителями. Однако у Ангела было одно условие, он сказал, что у пары родится дочь, которую нужно назвать Марией.
Это история о том, как на свет появилась Дева Мария, мать Иисуса Христа. Интересно, что и у Девы Марии были проблемы с зачатием. Она со своим супругом так же, как и ее мать с отцом, молили Господа о том, чтобы он даровал ей ребенка. Господь прислал на помощь Ангела, который рассказал Деве Марии и ее супругу, что в скором времени у них появится малыш, и он станет Спасителем. Вскоре на свет появился Иисус Христос.
Святых жен Олимпиады, диаконисы и преподобной Евпраксии девы, Тавеннской Представители духовенства чтут память диакониссы Олимпиады, которая была осуждена и брошена в темницу в Никомидии. Это произошло в 405 году. Также в этот день чтут память преподобной из женского монастыря в Египте возле Фиваиды — Евпраксию. Преподобного Макария Желтоводского, Унженского Верующие чтут память преподобного Макария, который подвизался в пещере неподалеку от озера Желтые воды. Он был основателем храма возле города Унжа.
Господь наградил его даром чудотворения. День ангела, 7 августа, мужские и женские имена Если верить церковному православному календарю, в этот прекрасный день отмечается сразу четверо именин — два мужских и два женских. Перечень именин поможет родителям выбрать наиболее подходящее имя для малыша или малышки, которые появились на свет в этот день. Также верующие чтут память святого Макария Желтоводского, В народе 7 августа отмечали день Анны Летней. Этот день стали называть Зимоуказательницей.
Такое необычное название появилось из-за того, что по приметам этого дня люди гадали, какая будет зима. Крестьяне говорили, что, если на Анну прохладно стало, значит, зимний период будет суровым и морозным. Если в этот день тепло и сухо, то погода в зимний период будет радовать небольшими морозами и солнечными лучами.
Используйте пробелы для букв, которые вы не знаете. Оба поля можно использовать одновременно, если вы хотите уменьшить количество результатов и таким образом сузить слово решения. Похожие вопросы.
10 самых известных произведений Ивана Алексеевича Бунина
Он такой необыкновенный, особенный? Нет, ничуть не особенный: разве не каждому дает бог то дивное, райское, что есть младенчество, детство, отрочество? На нем новая длинная шинель, светло-серая, с белыми серебряными пуговицами, новый синий картуз с серебряными пальмовыми веточками над козырьком: он еще во всем, во всем новичок! И до чего эта шинель, этот картуз, эти веточки идут к нему, — к его небесно-голубым, ясным глазкам, к его чистому, нежному личику, к новизне и свежести всего его существа, его младенчески-простодушного дыхания, его доверчивого, внимательного взгляда, еще так недавно раскрывшегося на мир божий, и непорочного звука голоса, почти всегда вопросительного!
Отец человек большой и краснолицый, курчавый и седеющий, сильный и моложавый. Он ходит в длинных сапогах и в романовском полушубке, очень теплом и очень вонючем, густо пахнущем овчиной и мятой. Он все время возбужден городом и праздником, всегда с блестящими от хмеля глазами. А Саше всего десять лет, и поистине подобен он подснежнику не только в этих мерзких номерах Елецкого подворья, но и во всем уездном мире.
Да что пенал! Пенал — туда-сюда. А цифры? Ведь уж этого не купишь ни за какие деньги. Впрочем, прибавила она, — делай, как знаешь.
Сиди тут один в темноте. И вышла из детской. Кончено — самолюбие твое было сломлено! Ты был побежден. Чем неосуществимее мечта, тем пленительнее, чем пленительнее, тем неосуществимее. Я уже знаю это. С самых ранних дней моих я у нее во власти. Но я знаю и то, что, чем дороже мне моя мечта, тем менее надежд на достижение ее. И я уже давно в борьбе с нею.
Я лукавлю: делаю вид, что я равнодушен. Но что мог сделать ты? Счастье, счастье! Ты открыл утром глаза, переполненный жаждою счастья. И с детской доверчивостью, с открытым сердцем кинулся к жизни: скорее, скорее! Но жизнь ответила: — Ну пожалуйста! И на время смолк. Но сердце твое буйствовало. Ты бесновался, с грохотом валял стулья, бил ногами в пол, звонко вскрикивал от переполнявшей твое сердце радостной жажды… Тогда жизнь со всего размаха ударила тебя в сердце тупым ножом обиды.
И ты закатился бешеным криком боли, призывом на помощь. Но и тут не дрогнул ни один мускул на лице жизни… Смирись, смирись! И ты смирился. VII Помнишь ли, как робко вышел ты из детской и что ты сказал мне? И дай мне хоть каплю того счастья, жажда которого так сладко мучит меня. Ни жизнь обидчива. Она сделала притворно печальное лицо. Я понимаю, что это счастье… Но ты не любишь дядю, огорчаешь его… — Да нет, неправда, — люблю, очень люблю! И жизнь наконец смилостивилась.
Неси сюда к столу стул, давай карандаши, бумагу… И какой радостью засияли твои глаза! Как хлопотал ты! Как боялся рассердить меня, каким покорным, деликатным, осторожным в каждом своем движении старался ты быть! И как жадно ловил ты каждое мое слово! Глубоко дыша от волнения, поминутно слюнявя огрызок карандаша, с каким старанием налегал ты на стол грудью и крутил головой, выводя таинственные, полные какого-то божественного значения черточки! Теперь уже и я наслаждался твоею радостью, с нежностью обоняя запах твоих волос: детские волосы хорошо пахнут, — совсем как маленькие птички. Один, два, три, четыре.
Пишем весь день напролет.
Сверчок Сверчок, Сверчок. Всеобщий Ежемесячник, Санкт-Петербург. Написано во время пребывания на Капри. The Night Time Talk Ночной разговор. Сборник Первый Том первый. Издательство "Товарищество писателей". Санкт-Петербург, 1912. Написано на Капри, 19—23 декабря 1911 г.
Автор дважды сообщал своим корреспондентам Николай Клестов и Юлий Бунин, 24 и 28 декабря соответственно о успех этой истории среди гостей Горького. Консервативная пресса критиковала "The Night Time Talk" за то, что они считали чрезмерным натурализмом. Негативно оценили газеты «Столичная мольва», «Запросы жизни» и Русские ведомости. Счастливый дом Весёлый двор. Завершенный в декабре 1911 года, на Капри, он первоначально назывался «Мать и сын» Mat i syn, Мать и сын. Максим Горький сообщил Екатерине Пешковой письмом: В восемь [вечера] Бунин начал читать свой прекрасно написанный рассказ о матери и сыне. Мать умирает от голода, а ее сын, бездельник и бездельник, просто пьет, потом пьяный танцует на ее могиле, а после идет и ложится на рельсы, и поезд отрубает ему обе ноги. Все это, написанное с исключительным мастерством, до сих пор вызывает уныние.
Слушали: Коцюбинский, у которого больное сердце, Черемнов, больной туберкулезом , Золотарев, человек, который не может найти себя, и я, у которого болит мозг, не говоря уже о голове и костях. Потом мы много спорили о русском народе и его судьбе... Геннисарет Геннисарет. Написано на Капри 9 декабря 1911 года. В издании 1927 года Возрождение, Париж, текст изменен датировано «1907-1927». Знаное собрание, 1912, т. Игнат Игнат. Коллекция Loopy Ears and Other Stories.
Благов, получив рукопись, посчитал рассказ слишком натуралистичным, и Бунин потратил месяц на редактирование текста. Ермил Ермил. Написано 26—27 декабря 1912 г. Название было изменено для включения в сборник «Последнее свидание». Князь во князьях Князь во князьях , первоначально называвшийся «Лукьян Степанов». Последнее свидание. Датировано «31 декабря 1912 г. Название было изменено, так как Бунин готовил новую книгу рассказов, которая также называлась «Последние встречи».
Коллекция Last Rendes-Vous. Повседневная жизнь Будни, Будни. Датировано «25—26 января, 7—8 февраля 1913 г. Личарда Личарда. Русское Слово, Москва, 1913, No 61. Последний день Последний день. Газета «Речь», Санкт-Петербург, 1913. По машинописной записи, написанной 1—15 февраля.
Несколько рецензентов критиковали автора за гротескные изображения и якобы отсутствие сочувствия к своим героям. Fresh Shoots Всходы Новые, Всходы новые. Святое Копье Копьё господне. Постная трава Худая трава, Худая трава. Датировано «22 февраля, Капри». Пыль Пыль, Пыль. Чаша жизни Чаша жизни. Рассказы 1913—1914 гг.
Москва, 1915. По сюжету из реальной жизни, беседы Бунина с путешествующим музыкантом Родионом Кучеренко, в селе Ромашев под Киевом. Сказка Сказка, Сказка. Русское Слово, 1913. Благородной Крови Хороших кровей, Хороших кровей. У дороги При дороге. Сборник «Слово», Москва, 1913 г. Чаша жизни, Чаша жизни.
Входит в коллекцию «Любовь Мити». Я все молчу Я все молчу. Собрание «Висячие уши и другие рассказы». Вестник Европы. Особенности коллекции «Любовь Мити». Датируется автором как «23 января - 6 февраля 1914 г. Первоначально назывался «Блудница Алина». Весенний вечер Весенний вечер.
Слово сборник, М. Датируется автором «31 января - 12 февраля 1914 г. Братья Братья, Братья. Любовь Мити. Клаша Клаша. Архивное дело Архивное дело. Клич Вызов, Клич , благотворительный альманах жертв Первой мировой войны, составленный и составленным Буниным Викентием Вересаевым и Николаем Телешовым. Датируется "Москва, 18.
Висячие уши и другие истории. Дала название книге 1916 г. Казимир Станиславович Казимир Станиславович. Несколько первоначальных названий были отброшены в том числе «Лев Казимирович» и «Темный человек». Датировано: «16 марта 1916 г. Песня о готсе, Песня о гоце. Петельные уши. Легкое дыхание Лёгкое дыхание.
Сборник «Иудея весной». Аглая Аглая. Loopy Ears. Альманах «Объединение», Одесса, 1919. Иудея весной. Петлистые уши Петлистые уши. Висячие уши и другие рассказы 1954. Земляк Соотечественник, Соотечественник.
Первоначально назывался «Феликс Чуев». Отто Штейн Отто Штейн. Старуха Старуха, Старуха. Пост Пост, Пост. Третий петушок Третьи петухи, Третьи петухи. Последняя весна Последняя весна. Послание новостей, Париж, 1931, N 3672. Последняя осень Последняя осень.
Полное собрание сочинений И. Бунин, Петрополис, Берлин, 1934—1936. Том 10. До этого не публиковалось. Точная дата неизвестна. Заглавный рассказ первой книги Бунина, изданной в эмиграции, тогда формально был предисловием. Ссора Бран, Брань. В 1929 г.
Также в журнале «Родная Земля», Киев, сентябрь 1918 г. Окончательная версия написана в 1918 г. Зимний сон Зимний сон. Последний рассказ Бунина, опубликованный в Москве перед эмиграцией. Написано в Одессе. Датировано «27 декабря 1920 года, Париж». Датировано «20 марта». Ночь отречения Notch otrecheniya, Ночь отречения.
Безумный художник Безумный. Альманах Окно Окно , Париж, 1923, книга I. Первоначально называлось "Рождение нового человека" Рождение нового человека. Дата автографа: «18 октября 1921 года». О дураке Емеле, который вышел умнее всех О герцог Емеле, какой вышел всех неглазых, О Дураке Емеле, какой вышел всех умнее. Альманах Окно, Париж, 1923 г. Роза Джерико. Конец Конец, Конец.
Косцы Кости, Косцы.
Рассказы Ивана Бунина
мы знаем слово которые вы не можете угадать Возникли проблемы? читать детские народные сказки на сайте РуСтих. Большая база сказок. Ответ на вопрос "Рассказ русского писателя И. Бунина ", 4 (четыре) буквы: ночь. Укажите 4-5 произведений Бунина. 18 просмотров. СРОЧНО!!!! Укажите 4-5 произведений Бунина. Ответ на вопрос "Рассказ русского писателя И. Бунина ", 4 (четыре) буквы: ночь. По словам Бунина, «все рассказы этой книги только о любви, о её «тёмных» и чаще всего очень мрачных и жестоких аллеях».
10 лучших рассказов Ивана Бунина
Для Бунина любовь — как солнечный удар. Испытать это чувство хотя бы раз в жизни дано не каждому, это и великое счастье, и дорогое сердцу воспоминание, а порой и страшная трагедия, оборачивающаяся смертью.
Новая версия рассказа вышла в газете «Последние новости», Париж 29 декабря 1929 г. В Полном собрании сочинений А. Бунина 1964 года "Зеркало" является приложением к роману. Белая лошадь Белая лошадь.
Шиповник альманах, 1908, как «Астма» Астма. История была задумана задолго до публикации. Об этом просто необходимо в« Знанье »», - писал Горький Бунину в письме от 25 ноября 1900 года. В 1905 году журнал «Правда» объявил о публикации «Белой смерти». Альманах «Земля», Том 1, Москва, 1908.
Море богов Море богов, Море богов. В 1915 году в Полном собрании сочинений И. Бунина в нем фигурирует еще один рассказ, названный «Свет Зодиака». Иудея Иудея. Антология Дрыкарха, Москва, 1910.
Первоначально его части, Камень и Шеол, были отдельными рассказами. Бунин фигурировал в главах 4 и 5 «Иудеи». В текст включены фрагменты более раннего этюда «Ночная птица» и рассказа «Кукушка». В сокращенном виде опубликовано в Париже, 1926 г. Птицы небесные Птицы небесные, Птицы небесные.
Знание, т. Накануне деревенской ярмарки Подторжье, Подторжье. Написано в усадьбе двоюродного брата Бунина Васильевском о загородной ярмарке в Глотово Орловской губернии. Шеол Шеол. Птичья тень, Париж, 1931.
Бунин фигурирует в 6 главе «Иудеи». Дьявольская пустыня Пустыня диавола, Пустыня дьявола. Земля Содомская Страна содомская. Крик Крик, Крик. Согласно рукописи, рассказ, написанный 26—28 июня 1911 г.
Он основан на реальном эпизоде, свидетелем которого был автор, когда моряки русского корабля напоили греческого пассажира просто ради забавы. Смерть пророка Смерть пророка, Смерть пророка. Снежный Бык Снежный бык, Снежный бык. Из коллекции «Иоанн Скорбящий» 1913. Древний человек.
Написано 3—8 июля 1911 г. Strength Сила, Сила. Хорошая жизнь. Сидим там, разглагольствуем против современной литературы и писателей. Пишем весь день напролет.
Сверчок Сверчок, Сверчок. Всеобщий Ежемесячник, Санкт-Петербург. Написано во время пребывания на Капри. The Night Time Talk Ночной разговор. Сборник Первый Том первый.
Издательство "Товарищество писателей". Санкт-Петербург, 1912. Написано на Капри, 19—23 декабря 1911 г. Автор дважды сообщал своим корреспондентам Николай Клестов и Юлий Бунин, 24 и 28 декабря соответственно о успех этой истории среди гостей Горького. Консервативная пресса критиковала "The Night Time Talk" за то, что они считали чрезмерным натурализмом.
Негативно оценили газеты «Столичная мольва», «Запросы жизни» и Русские ведомости. Счастливый дом Весёлый двор. Завершенный в декабре 1911 года, на Капри, он первоначально назывался «Мать и сын» Mat i syn, Мать и сын. Максим Горький сообщил Екатерине Пешковой письмом: В восемь [вечера] Бунин начал читать свой прекрасно написанный рассказ о матери и сыне. Мать умирает от голода, а ее сын, бездельник и бездельник, просто пьет, потом пьяный танцует на ее могиле, а после идет и ложится на рельсы, и поезд отрубает ему обе ноги.
Все это, написанное с исключительным мастерством, до сих пор вызывает уныние. Слушали: Коцюбинский, у которого больное сердце, Черемнов, больной туберкулезом , Золотарев, человек, который не может найти себя, и я, у которого болит мозг, не говоря уже о голове и костях. Потом мы много спорили о русском народе и его судьбе... Геннисарет Геннисарет. Написано на Капри 9 декабря 1911 года.
В издании 1927 года Возрождение, Париж, текст изменен датировано «1907-1927». Знаное собрание, 1912, т. Игнат Игнат. Коллекция Loopy Ears and Other Stories. Благов, получив рукопись, посчитал рассказ слишком натуралистичным, и Бунин потратил месяц на редактирование текста.
Ермил Ермил. Написано 26—27 декабря 1912 г. Название было изменено для включения в сборник «Последнее свидание». Князь во князьях Князь во князьях , первоначально называвшийся «Лукьян Степанов». Последнее свидание.
Датировано «31 декабря 1912 г. Название было изменено, так как Бунин готовил новую книгу рассказов, которая также называлась «Последние встречи». Коллекция Last Rendes-Vous. Повседневная жизнь Будни, Будни. Датировано «25—26 января, 7—8 февраля 1913 г.
Личарда Личарда. Русское Слово, Москва, 1913, No 61. Последний день Последний день. Газета «Речь», Санкт-Петербург, 1913. По машинописной записи, написанной 1—15 февраля.
Несколько рецензентов критиковали автора за гротескные изображения и якобы отсутствие сочувствия к своим героям. Fresh Shoots Всходы Новые, Всходы новые. Святое Копье Копьё господне. Постная трава Худая трава, Худая трава. Датировано «22 февраля, Капри».
Пыль Пыль, Пыль. Чаша жизни Чаша жизни. Рассказы 1913—1914 гг. Москва, 1915. По сюжету из реальной жизни, беседы Бунина с путешествующим музыкантом Родионом Кучеренко, в селе Ромашев под Киевом.
Сказка Сказка, Сказка. Русское Слово, 1913. Благородной Крови Хороших кровей, Хороших кровей. У дороги При дороге. Сборник «Слово», Москва, 1913 г.
Чаша жизни, Чаша жизни. Входит в коллекцию «Любовь Мити». Я все молчу Я все молчу. Собрание «Висячие уши и другие рассказы». Вестник Европы.
Особенности коллекции «Любовь Мити». Датируется автором как «23 января - 6 февраля 1914 г. Первоначально назывался «Блудница Алина». Весенний вечер Весенний вечер. Слово сборник, М.
Датируется автором «31 января - 12 февраля 1914 г. Братья Братья, Братья. Любовь Мити. Клаша Клаша. Архивное дело Архивное дело.
Клич Вызов, Клич , благотворительный альманах жертв Первой мировой войны, составленный и составленным Буниным Викентием Вересаевым и Николаем Телешовым. Датируется "Москва, 18. Висячие уши и другие истории. Дала название книге 1916 г. Казимир Станиславович Казимир Станиславович.
Несколько первоначальных названий были отброшены в том числе «Лев Казимирович» и «Темный человек». Датировано: «16 марта 1916 г. Песня о готсе, Песня о гоце. Петельные уши. Легкое дыхание Лёгкое дыхание.
Сборник «Иудея весной». Аглая Аглая. Loopy Ears.
Впервые была напечатана в газете «Орловский вестник» в 1896 г. В конце того же года типография газеты издала «Песнь о Гайавате» отдельной книгой. В апреле-мае 1907 г. Бунину дважды 1903 год, 1909 год присуждалась Пушкинская премия. Летом 1918 года Бунин перебирается из большевистской Москвы в занятую австрийскими войсками Одессу. С приближением в апреле 1919 года к городу Красной армии не эмигрирует, а остаётся в Одессе. Приветствовал взятие города Добровольческой армией в августе 1919 года, лично благодарил прибывшего 7 октября в Одессу генерала А. В феврале 1920 года при подходе большевиков покинул Россию. Эмигрировал во Францию. В течение этих лет вёл дневник «Окаянные дни», частично утерянный, поразивший современников точностью языка и страстной ненавистью к большевикам. В эмиграции вёл активную общественно-политическую деятельность: выступал с лекциями, сотрудничал с русскими политическими организациями националистического и монархического направления, регулярно печатал публицистические статьи. В 1924 году выступил со знаменитым манифестом о задачах Русского Зарубежья относительно России и большевизма: «Миссия Русской эмиграции», в котором дал оценку произошедшему с Россией и лидеру большевиков В. Лауреат Нобелевской премии по литературе в 1933 году за «строгое мастерство, с которым он развивает традиции русской классической прозы».
Вздыхая, ты свернулась потеплей У ног моих — и думаешь Мы сами Томим себя — тоской иных полей, Иных пустынь за пермскими горами. Ты вспоминаешь то, что чуждо мне: Седое небо, тундры, льды и чумы В твоей студёной дикой стороне. Но я всегда делю с тобою думы: Я человек: как бог, я обречен Познать тоску всех стран и всех времён.
Топ-10 стихов
- Интересные кроссворды
- Слушать Рассказ Бунина В Одной Знакомой Улице Скачать mp3
- Читайте также:
- Ответы на сканворд 17 АиФ 2024
Рассказ бунина 4 буквы
И вечером, как только эта мечта опять овладела тобою, ты забыл и свою обиду, и свое самолюбие, и свое твердое решение всю жизнь ненавидеть меня. Ты помолчал, собрал силы и вдруг, торопясь и волнуясь, сказал мне: — Дядечка, прости меня… Я больше не буду… И, пожалуйста, все-таки покажи мне цифры! Можно ли было после этого медлить ответом? А я все-таки помедлил. Я, видишь ли, очень, очень умный дядя… II Ты в этот день проснулся с новой мыслью, с новой мечтой, которая захватила всю твою душу. Только что открылись для тебя еще не изведанные радости: иметь свои собственные книжки с картинками, пенал, цветные карандаши — непременно цветные! И все это сразу, в один день, как можно скорее.
Открыв утром глаза, ты тотчас же позвал меня в детскую и засыпал горячими просьбами: как можно скорее выписать тебе детский журнал, купить книг, карандашей, бумаги и немедленно приняться за цифры. Но ты замотал головою. Ну, пожа-алуйста! Ты задумался. Ну, а цифры? Ведь можно же, — сказал ты, опять поднимая брови, но уже басом, рассудительно, ведь можно же в царский день показывать цифры?
Вот завтра или вечером покажу. Сказал — завтра. Нет, покажи сейчас! Сердце тихо говорило мне, что я совершаю в эту минуту великий грех — лишаю тебя счастья, радости… Но тут пришло в голову мудрое правило: вредно, не полагается баловать детей. И я твердо отрезал: — Завтра. Раз сказано — завтра, значит, так и надо сделать, — Ну, хорошо же, дядька!
И стал поспешно одеваться. И как только оделся, как только пробормотал вслед за бабушкой: «Отче наш, иже еси на небеси…» — и проглотил чашку молока, — вихрем понесся в зал. А через минуту оттуда уже слышались грохот опрокидываемых стульев и удалые крики… И весь день нельзя было унять тебя. И обедал ты наспех, рассеянно, болтая ногами, и все смотрел на меня блестящими странными глазами. Но радость, смешанная с нетерпением, волновала тебя все больше и больше. И вот, когда мы — бабушка, мама и я — сидели перед вечером за чаем, ты нашел еще один исход своему волнению.
III Ты придумал отличную игру: подпрыгивать, бить изо всей силы ногами в пол и при этом так звонко вскрикивать, что у нас чуть не лопались барабанные перепонки. В ответ на это ты — трах ногами в пол! Но бабушки-то ты уж и совсем не боишься. Трах ногами в пол! Я пожал плечом и сделал вид, что больше не замечаю тебя. Но вот тут-то и начинается история.
Я, говорю, сделал вид, что не замечаю тебя. Но сказать ли правду? Я не только не забыл о тебе после твоего дерзкого крика, но весь похолодел от внезапной ненависти к тебе. И уже должен был употребить усилия, чтобы делать вид, что не замечаю тебя, и продолжать разыгрывать роль спокойного и рассудительного. Но и этим дело не кончилось. Ты крикнул снова.
Крикнул, совершенно позабыв о нас и весь отдавшись тому, что происходило в твоей переполненной жизнью душе, — крикнул таким звонким криком беспричинной, божественной радости, что сам господь бог улыбнулся бы при этом крике. Я же в бешенстве вскочил со стула.
И я твердо отрезал: — Завтра. Раз сказано — завтра, значит, так и надо сделать, — Ну, хорошо же, дядька!
И стал поспешно одеваться. И как только оделся, как только пробормотал вслед за бабушкой: «Отче наш, иже еси на небеси…» — и проглотил чашку молока, — вихрем понесся в зал. А через минуту оттуда уже слышались грохот опрокидываемых стульев и удалые крики… И весь день нельзя было унять тебя. И обедал ты наспех, рассеянно, болтая ногами, и все смотрел на меня блестящими странными глазами.
Но радость, смешанная с нетерпением, волновала тебя все больше и больше. И вот, когда мы — бабушка, мама и я — сидели перед вечером за чаем, ты нашел еще один исход своему волнению. III Ты придумал отличную игру: подпрыгивать, бить изо всей силы ногами в пол и при этом так звонко вскрикивать, что у нас чуть не лопались барабанные перепонки. В ответ на это ты — трах ногами в пол!
Но бабушки-то ты уж и совсем не боишься. Трах ногами в пол! Я пожал плечом и сделал вид, что больше не замечаю тебя. Но вот тут-то и начинается история.
Я, говорю, сделал вид, что не замечаю тебя. Но сказать ли правду? Я не только не забыл о тебе после твоего дерзкого крика, но весь похолодел от внезапной ненависти к тебе. И уже должен был употребить усилия, чтобы делать вид, что не замечаю тебя, и продолжать разыгрывать роль спокойного и рассудительного.
Но и этим дело не кончилось. Ты крикнул снова. Крикнул, совершенно позабыв о нас и весь отдавшись тому, что происходило в твоей переполненной жизнью душе, — крикнул таким звонким криком беспричинной, божественной радости, что сам господь бог улыбнулся бы при этом крике. Я же в бешенстве вскочил со стула.
Какой черт окатил меня в эту минуту целым ушатом злобы? У меня помутилось сознание. И надо было видеть, как дрогнуло, как исказилось на мгновение твое лицо молнией ужаса! И уже без всякой радости, а только для того, чтобы показать, что ты не испугался, криво и жалко ударил в пол каблуками.
А я — я кинулся к тебе, дернул тебя за руку, да так, что ты волчком перевернулся передо мною, крепко и с наслаждением шлепнул тебя и, вытолкнув из комнаты, захлопнул дверь. Вот тебе и цифры! IV От боли, от острого и внезапного оскорбления, так грубо ударившего тебя в сердце в один из самых радостных моментов твоего детства, ты, вылетевши за дверь, закатился таким страшным, таким пронзительным альтом, на какой не способен ни один певец в мире. И надолго, надолго замер… Затем набрал в легкие воздуху еще больше и поднял альт уже до невероятной высоты… Затем паузы между верхней и нижней нотами стали сокращаться, — вопли потекли без умолку.
К воплям прибавились рыдания, к рыданиям — крики о помощи. Сознание твое стало проясняться, и ты начал играть, с мучительным наслаждением играть роль умирающего. Ой, мамочка, умираю! Но ты не смолкал.
Разговор, конечно, оборвался. Мне было уже стыдно, и я зажигал папиросу, не поднимая глаз на бабушку. А у бабушки вдруг задрожали губы, брови, и, отвернувшись к окну, она стала быстро, быстро колотить чайной ложкой по столу. Ой, милая моя бабушка!
И бабушка едва сидела на месте.
Пушок на ее верхней губе был в инее, янтарь щек слегка розовел, чернота райка совсем слилась с зрачком, — я не мог отвести восторженных глаз от ее лица. А она говорила, вынимая платочек из душистой муфты: — Хорошо! Внизу дикие мужики, а тут блины с шампанским и богородица троеручица. Три руки! Ведь это Индия! Вы — барин, вы не можете понимать так, как я, всю эту Москву. Как же вы не знаете? И вот только в каких-нибудь северных монастырях осталась теперь эта Русь. Да еще в церковных песнопениях.
Недавно я ходила в Зачатьевский монастырь — вы представить себе не можете, до чего дивно поют там стихиры! А в Чудовом еще лучше. Я прошлый год все ходила туда на Страстной. Ах, как было хорошо! Везде лужи, воздух уж мягкий, на душе как-то нежно, грустно и все время это чувство родины, ее старины... Все двери в соборе открыты, весь день входит и выходит простой народ, весь день службы... Ох, уйду я куда-нибудь в монастырь, в какой-нибудь самый глухой, вологодский, вятский! Я хотел сказать, что тогда и я уйду или зарежу кого-нибудь, чтобы меня загнали на Сахалин, закурил, забывшись от волнения, но подошел половой в белых штанах и белой рубахе, подпоясанный малиновым жгутом, почтительно напомнил: — Извините, господин, курить у нас нельзя... И тотчас, с особой угодливостью, начал скороговоркой: — К блинам что прикажете? Домашнего травничку?
Икорки, семушки? К ушице у нас херес на редкость хорош есть, а к наважке... И я уже рассеянно слушал, что она говорила дальше. А она говорила с тихим светом в глазах: — Я русское летописное, русские сказания так люблю, что до тех пор перечитываю то, что особенно нравится, пока наизусть не заучу. И вселил к жене его диавол летучего змея на блуд. И сей змей являлся ей в естестве человеческом, зело прекрасном... Она, не слушая, продолжала: — Так испытывал ее бог. И сговорились быть погребенными в едином гробу. И велели вытесать в едином камне два гробных ложа. И облеклись, такожде единовременно, в монашеское одеяние...
И вот, в этот вечер, когда я отвез ее домой совсем не в обычное время, в одиннадцатом часу, она, простясь со мной на подъезде, вдруг задержала меня, когда я уже садился в сани: — Погодите. Заезжайте ко мне завтра вечером не раньте десяти. Завтра «капустник» Художественного театра. И все-таки хочу поехать. Я мысленно покачал головой, — все причуды, московские причуды! В десять часов вечера на другой день, поднявшись в лифте к ее двери, я отворил дверь своим ключиком и не сразу вошел из темной прихожей: за ней было необычно светло, все было зажжено, — люстры, канделябры по бокам зеркала и высокая лампа под легким абажуром за изголовьем дивана, а пианино звучало началом «Лунной сонаты» — все повышаясь, звуча чем дальше, тем все томительнее, призывнее, в сомнамбулически-блаженной грусти. Я захлопнул дверь прихожей, — звуки оборвались, послышался шорох платья. Я вошел — она прямо и несколько театрально стояла возле пианино в черном бархатном платье, делавшем ее тоньше, блистая его нарядностью, праздничным убором смольных волос, смуглой янтарностью обнаженных рук, плеч, нежного, полного начала грудей, сверканием алмазных сережек вдоль чуть припудренных щек, угольным бархатом глаз и бархатистым пурпуром губ; на висках полуколечками загибались к глазам черные лоснящиеся косички, придавая ей вид восточной красавицы с лубочной картинки. На «капустнике» она много курила и все прихлебывала шампанское, пристально смотрела на актеров, с бойкими выкриками и припевами изображавших нечто будто бы парижское, на большого Станиславского с белыми волосами и черными бровями и плотного Москвина в пенсне на корытообразном лице, — оба с нарочитой серьезностью и старательностью, падая назад, выделывали под хохот публики отчаянный канкан. К нам подошел с бокалом в руке, бледный от хмеля, с крупным потом на лбу, на который свисал клок его белорусских волос, Качалов, поднял бокал и, с деланной мрачной жадностью глядя на нее, сказал своим низким актерским голосом: — Царь-девица, Шамаханская царица, твое здоровье!
И она медленно улыбнулась и чокнулась с ним. Он взял ее руку, пьяно припал к ней и чуть не свалился с ног. Справился и, сжав зубы, взглянул на меня: — А это что за красавец? Потом захрипела, засвистала и загремела, вприпрыжку затопала полькой шарманка — и к нам, скользя, подлетел маленький, вечно куда-то спешащий и смеющийся Сулержицкий, изогнулся, изображая гостинодворскую галантность, поспешно пробормотал: — Дозвольте пригласить на полечку Транблан... И она, улыбаясь, поднялась и, ловко, коротко притопывая, сверкая сережками, своей чернотой и обнаженными плечами и руками, пошла с ним среди столиков, провожаемая восхищенными взглядами и рукоплесканиями, меж тем как он, задрав голову, кричал козлом: Пойдем, пойдем поскорее С тобой польку танцевать!
Однажды, сидя возле нее в этой вечерней темноте и тишине, я схватился за голову: — Нет, это выше моих сил! И зачем, почему надо так жестоко мучить меня и себя! Она промолчала. Она ровно отозвалась из темноты: — Может быть. Кто же знает, что такое любовь? Я махнул рукой: — Ах, бог с ней, с этой восточной мудростью! И опять весь вечер говорил только о постороннем — о новой постановке Художественного театра, о новом рассказе Андреева... С меня опять было довольно и того, что вот я сперва тесно сижу с ней в летящих и раскатывающихся санках, держа ее в гладком мехе шубки, потом вхожу с ней в людную залу ресторана под марш из «Аиды», ем и пью рядом с ней, слышу ее медленный голос, гляжу на губы, которые целовал час тому назад, — да, целовал, говорил я себе, с восторженной благодарностью глядя на них, на темный пушок над ними, на гранатовый бархат платья, на скат плеч и овал грудей, обоняя какой-то слегка пряный запах ее волос, думая: «Москва, Астрахань, Персия, Индия! Она слушала песни с томной, странной усмешкой... В три, в четыре часа ночи я отвозил ее домой, на подъезде, закрывая от счастья глаза, целовал мокрый мех ее воротника и в каком-то восторженном отчаянии летел к Красным воротам. И завтра и послезавтра будет все то же, думал я, — все та же мука и все то же счастье... Ну что ж — все-таки счастье, великое счастье! Так прошел январь, февраль, пришла и прошла масленица. В прощеное воскресенье она приказала мне приехать к ней в пятом часу вечера. Я приехал, и она встретила меня уже одетая, в короткой каракулевой шубке, в каракулевой шляпке, в черных фетровых ботиках. Глаза ее были ласковы и тихи. Я удивился, но поспешил сказать: — Хочу! Я удивился еще больше: — На кладбище? Это знаменитое раскольничье? Допетровская Русь! Хоронили ихнего архиепископа. И вот представьте себе: гроб — дубовая колода, как в древности, золотая парча будто кованая, лик усопшего закрыт белым «воздухом», шитым крупной черной вязью — красота и ужас. А у гроба диаконы с рипидами и трикириями... Рипиды, трикирии! Я не знаю что... Но я, например, часто хожу по утрам или по вечерам, когда вы не таскаете меня по ресторанам, в кремлевские соборы, а вы даже и не подозреваете этого... Так вот: диаконы — да какие! Пересвет и Ослябя! И на двух клиросах два хора, тоже все Пересветы: высокие, могучие, в длинных черных кафтанах, поют, перекликаясь, — то один хор, то другой, — и все в унисон, и не по нотам, а по «крюкам». А могила была внутри выложена блестящими еловыми ветвями, а на дворе мороз, солнце, слепит снег... Да нет, вы этого не понимаете! Вечер был мирный, солнечный, с инеем на деревьях; на кирпично-кровавых стенах монастыря болтали в тишине галки, похожие на монашенок, куранты то и дело тонко и грустно играли на колокольне. Скрипя в тишине по снегу, мы вошли в ворота, пошли по снежным дорожкам по кладбищу, — солнце только что село, еще совсем было светло, дивно рисовались на золотой эмали заката серым кораллом сучья в инее, и таинственно теплились вокруг нас спокойными, грустными огоньками неугасимые лампадки, рассеянные над могилами. Я шел за ней, с умилением глядел на ее маленький след, на звездочки, которые оставляли на снегу новые черные ботики, — она вдруг обернулась, почувствовав это: — Правда, как вы меня любите! Мы постояли возле могил Эртеля, Чехова. Держа руки в опущенной муфте, она долго глядела на чеховский могильный памятник, потом пожала плечом: — Какая противная смесь сусального русского стиля и Художественного театра! Стало темнеть, морозило, мы медленно вышли из ворот, возле которых покорно сидел на козлах мой Федор. Только не шибко, Федор, — правда? Поедем его искать... И мы зачем-то поехали на Ордынку, долго ездили по каким-то переулкам в садах, были в Грибоедовском переулке; но кто ж мог указать нам, в каком доме жил Грибоедов, — прохожих не было ни души, да и кому из них мог быть нужен Грибоедов? Уже давно стемнело, розовели за деревьями в инее освещенные окна... Я засмеялся: — Опять в обитель? В нижнем этаже в трактире Егорова в Охотном ряду было полно лохматыми, толсто одетыми извозчиками, резавшими стопки блинов, залитых сверх меры маслом и сметаной, было парно, как в бане. В верхних комнатах, тоже очень теплых, с низкими потолками, старозаветные купцы запивали огненные блины с зернистой икрой замороженным шампанским.
Рассказ бунина 4 буквы сканворд первая буква р
Ниже представлены все слова с определением «рассказ ивана бунина 4 буквы», которые найдены в нашей базе. Укажите 4-5 произведений Бунина. 18 просмотров. СРОЧНО!!!! Укажите 4-5 произведений Бунина. Рассказы Бунина И.А. Основными темами ранних рассказов писателя стали – изображение крестьянства и разоряющегося дворянства.